[stayhome] <ul class="hr0">
   <li9>34</li9>
   <li10>Сиэтл, 21 января 1986 г. </li10>
   <li11><img src="https://i.imgur.com/070Jn5t.gif" style="width: 150px; height: 150px; border-radius: 120px;"></li11>
   <li12>Winter Rivett | Винтер Риветт</li12>
   <li13>замужем</li13>
   <li14>гетеро</li14>
   <li15>основные важные факты</li15>
   <li16>копирайтер, журналист</li16>
   <li17>Больше всего в детстве я любила две вещи — сказки и шоколадные кексы. Я была тем самым странным ребенком, который в подарок на очередной день рождения просил не новую игрушку или поездку в Диснейленд, а новую книгу. Я храню их до сих пор — целая полка разных сказок в старых и потертых переплетах. Многие из них уже такие потрепанные и зачитанные, что прикасаться к ним лишний раз страшно, кажется, что они вот-вот развалятся. Но есть в них свое особое очарование, в этих пожелтевших страницах, осыпавшейся краске с букв.
Я обожала все эти истории: добрые, грустные, смешные, загадочные или пугающие. Жадно читала все, что под руки попадется, глотая книги одну за другой. Мне бы прослыть занудой или заучкой, но, как-то повезло избежать этой участи. Возможно потому, что во всех этих лагерях скаутов и иже с ними, я была той, кто рассказывает самые страшные истории после отбоя.
Да, я определенно пользовалась популярностью уже в свои десять лет. Все начиналось после того, как сопровождающие желали нам спокойной ночи и отправлялись восвояси. Кто-нибудь обязательно громким шепотом просил рассказать историю. Я делала вид, что мне хочется спать, после нехотя поднималась на кровати и обещала «только одну». И в этот момент комната погружалась в гробовую тишину, а я наслаждалась своим бенефисом.  О, это было волшебное время.
У меня было достаточно друзей и приятелей, но самой близкой подругой была сестра. С ней мы делились всем-всем. У нас не было секретов друг от друга. А еще она обожала мои истории и была моим самым верным слушателем. Мы часто забирались в кровать друг к другу вечерами и сестра просила рассказать ей что-нибудь. Она была самым благодарным моим слушателем.
Именно она то и дело говорила мне, что мне не стоит зарывать талант в землю и нужно пробовать не только писать истории в стол, но и рассылать их в издательства. Я никогда не думала о том, что бы сделать свое хобби работой. Признаться честно, несмотря на похвалы окружающих, я не считала свою писанину чем-то выдающимся. Странно было даже подумать, что мои истории могут соседствовать на полках с книгами Перро или братьев Гримм. Или, по крайней мере, с романами сестер Бронте.
Но мне нравилось это занятие и это было, пожалуй единственное, кроме выпечки, чем я занималась с большим энтузиазмом не смотря ни на какие внешние факторы. Еще в школе я рискнула и начала отсылать свои очерки и рассказы в издательства, где была литературная колонка. И сложно представить мой восторг, когда, наконец, мой очерк напечатали. Я глазам своим не поверила. Перечитала несколько раз ответное письмо от редактора. А когда выпуск вышел, то воплями можно было перебудить не только весь дом, но и весь чертов Сиэттл. Я помню, как ворвалась в комнату сестры, разбудив ее в шесть утра и запрыгала на ее постели как сумасшедшая, распевая во все горло одну фразу «меня напечатали! Они меня напечатали!».
С тех пор в жизни появилась какая-то определенность, цель, ясность. Я начала писать для школьной газеты, что бы нарабатывать практику и иметь больше баллов к поступлению. Иногда в меня вселялась неуверенность и я буквально готова была плюнуть на свои планы и пойти учиться на врача или на риэлтора. Или еще на какую-нибудь ужасную скучную профессию, которая совершенно меня не вдохновляла, но хотя бы приносила мне деньги. Сложно даже представить, сколько советов я наслушалась от окружающих. Начиная от «писатели вечно голодные» и заканчивая «кто не рискует, тот не пьет шампанского». Только сестра, запихивая в рот очередную ложку шоколадного торта, который я приготовила на десерт, говорила «ну, даже если в книгами не выгорит, ты всегда можешь продавать пирожные или печь на заказ». Очень утешительно. Но она не унывала и мне не давала.
Студенческая жизнь оказалась не такой уж и веселой штукой, как показывали молодежные комедии. Журналистика оказалась сложнее, нежели придумывание сказок на ночь глядя, что бы позабавить сестру. Здесь и бессонные ночи в библиотеках, и многостраничные доклады и еще много всего, что с литературой связанно весьма отдаленно. И, тем не менее, я выжила, получила свой долгожданный диплом и даже прошла практику в одной издательстве. Работа в газете казалась мне наиболее приемлемым вариантом, поскольку это хоть какой-то хлеб, ведь нет никакой гарантии, что мои рукописи хоть кого-то заинтересуют.
К слову, издательства действительно не спешили осыпать меня предложениями и выплачивать бешеные гонорары. Я холила и лелеяла мечту о том, что когда-нибудь.. вот когда-нибудь обо мне точно заговорят. Ну а пока что придется довольствоваться тем, что есть. Я напоминала себе о десятках писателей, которые при жизни умирали в нищете, а после их наследие становилось едва ли не литературной иконой. Правда, я все-таки надеялась, что получу признание чуть раньше, чем откину коньки. А пока что я довольствовалась десятыми ролями в одной из городских газет и радовалась, что выплат хватает на оплату жилья.
Тот период был довольно тяжелым. Конечно, для всех период вступления в новую, взрослую жизнь, является тяжелым. Но в моем случае звезды сошлись совсем уж неудачно. Кейси закрутила роман. Я бы должна была порадоваться за сестру, но эти отношения ее у меня забирали. Раньше мы были неразлучны и никакие парни между нами не вставали. Никто из них не был важнее сестринской связи. Но в этот раз все было иначе. Кейси влюбилась по настоящему и теперь ее мысли занимал этот странный парень с именем Максвелл. Нет, серьезно, меня даже имя его раздражало. Кто, Бога ради, с именем Максвелл не будет раздражающим, а? Разве вы можете припомнить хоть одного привлекательного героя в литературе с таким именем? Вот и я не помню.
Только вот этот раздражающий парень стал еще более раздражающим мужем Кейси и нам пришлось улыбаться сквозь зубы друг другу на всех семейных сборищах. Кей просила меня быть помягче и поприветливей, но мне кажется, мы с ним взаимно на дух друг друга не переносили. Неприязнь на молекулярном уровне.
Но жизнь не стоит на месте, мне пришлось смириться с тем, что детство осталось позади и отпустить Кей в ее новую взрослую жизнь отдельно от меня. И заниматься своей жизнью.
Между тем, в ней далеко не все было гладко: не самая любимая работа, которая не приносила особой радости (да,  не того я ждала от журналистики. А быть может, это просто не моя сфера),  полный бардак в личной жизни. Единственной радостью долгое время оставалось возвращение домой, когда можно будет взять тетрадь или открыть ноутбук и начать писать. Снова и снова сочинять истории, которые никогда не увидят мир.
Однажды, в период хандры от полной неудовлетворенности собственной жизнью, Кей решила устроить мне встряску. Именно она выкидывала из стола толстые исписанные тетради и угрожала сжечь их ко всем чертям, если я не найду им лучшее применение. Сестра настаивала на том, что бы отправить рукопись в издательство или, хотя бы, снова разослать мою писанину в газеты. Я вяло отнекивалась, потому что после пары отказов уже не была уверена, что вообще стоит продолжать строить из себя сочинительницу. А зарабатывать на жизнь можно заказными статейками и копирайтингом, чем я, в общем-то, и занималась.
Но, наверное, встряска подействовала как нужно. Я все же предприняла еще одну попытку «прорваться». Рассылала свои работы во все издательства, которые только могла найти. Несколько месяцев молчания уже убедили меня в том, что занятие бесполезное. Но под Рождество пришел ответ. Один смельчак был готов напечатать пробный выпуск моей книги.
Я летала будто на крыльях. Не верила, что все это действительно со мной. Это было похоже на то ощущение, что я испытала, когда мою заметку впервые напечатали в газете, но сильнее, намного сильнее. Сложно было поверить, что все эти встречи с серьезными людьми, подписание договора — действительно происходит со мной.
Книга вышла. Результат моих трудов увидел свет. И даже попал в списки самых читаемых книг года или что-то вроде того. Только вот имя на обложке стояло не мое. Стоило бы поуменьшить свою эйфорию и читать все, что написано мелким шрифтом. А я просто «подарила» права на свою книгу какому-то именитому писателю. И во всех книжных города моя книга значилась под его инициалами.
Попытки что-то доказать были бесполезны. Я даже пыталась обратиться к адвокату, но своей подписью я вырыла себе могилу сама — договор был составлен так, что подкопаться было не к чему. Я получила обозначенный гонорар, а фанатскую любовь и проценты с тысячных продаж кто-то другой.
Ну что ж. Я вынесла из этой истории что-то хорошее — больше не пытаться лезть в литературу, заниматься тем, что знаю ну и роман с симпатичным адвокатом, который в последствии стал моим мужем.
Кей была рада, что я наконец-то, по ее словам, устроила свою жизнь. Она рассчитывала, что теперь мы будем видеться семьями, хотя идея была не самая лучшая.
Несколько лет назад Кей сообщила радостную новость — я стану тетей. Я даже не знаю, кто из нас радовался этому известию больше. Боже, да я самая крутая тетя на свете, серьезно. Кто еще из детей может похвастаться собственным сборником сказок еще до рождения? А мой племянник мог. К тому же, я уже начинала задумываться о том, что хочу собственного ребенка, но у мужа уже был ребенок от первого брака и второй в его планы не входил. И, поскольку, ребенок не был моей идеей-фикс, я не настаивала, решив, что так будет лучше.
«Я буду у тебя его одалживать» — Говорила я сестре, когда мы выбирали очередную погремушку в детском магазине.
«Звучит отвратительно».
День, который должен был стать одним из счастливейших, стал трагедией. Кейси умерла. Я помню, как с воодушевлением ответила на звонок матери в день, когда Кей должна была родить. И как услышала сдавленные рыдания. Помню, как не могла осознать сказанное матерью. Помню, как не могла понять, где же в этом долбанном мире справедливость.
Иногда мне кажется, что в тот день вместе с сестрой умерла и частичка меня. Пусть мы уже не были с ней неразлучны, как в детстве, но я просто не представляла своей жизни без Кей. Это было каким-то нелепым бредом, с которым просто невозможно было смириться.
Но мы старались жить дальше. Томми жил у наших с Кей родителей, тогда как Макс сбежал в Атланту, или куда он там смылся, поджав хвост. Я его за это ненавидела еще больше. Трус. Чертов трус! Но какое мне дело до Максвелла, мать его, Хагера? Никакого. Племянник жил у моих родителей, а я старалась проводить с ребенком как можно больше времени.
Мы прожили так почти четыре года. Ровно до тех пор, пока служба опеки не решила, что Макса нужно лишить родительских прав, а Томми отдать в другую семью. Они решили, что отцу сын не нужен, а пожилые бабушка и дедушка не справляются должным образом с воспитанием ребенка.
Тогда я впервые пришла к Скотту с серьезным разговором по поводу детей. Я хотела забрать Томми, усыновить его и воспитывать в полной семье. Я думала, что муж меня поймет, но нет. Он не понял. Несколько месяцев долгих споров на эту тему привели к тому, что Скотт собрал вещи и свалил из дома. Ну а я начала заниматься вопросами усыновления. Только вот объявившийся из небытия Хагер, кажется, вообще не рад этому повороту событий.</li17>
   <li18>svetlana khodchenkova</li18>

  </ul>